Махмуд ЭСАМБАЕВ.
МОЯ ЕВРЕЙСКАЯ МАМА
💖💖💖
Мой отец чеченец и мама чеченка. Отец прожил 106 лет и женился 11 раз. Вторым браком он женился на еврейке, одесситке Софье Михайловне. Её и только её я всегда называю мамой. Она звала меня Мойше.
- Мойше, - говорила она, - я в ссылку поехала только из-за тебя. Мне тебя жалко.
Это когда всех чеченцев депортировали в Среднюю Азию. Мы жили во Фрунзе. Все дни я, уже вроде взрослый парень, проводил с мальчишками во дворе.
- Мойше! - кричала она. - Иди сюда.
- Что, мама?
- Иди сюда, я тебе скажу, почему ты такой худой. Потому что ты никогда не видишь дно тарелки. Иди скушай суп до конца. И потом пойдёшь.
- Хорошая смесь у Мойши, - говорили во дворе, - мама - жидовка, отец - гитлеровец.
Ссыльных чеченцев там считали фашистами. Мама сама не ела, а всё отдавала мне. Она ходила в гости к своим знакомым одесситам, Фире Марковне, Майе Исаaковне, - они жили побогаче, чем мы, - и приносила мне кусочек штруделя или ещё что-нибудь.
- Мойше, это тебе.
- Мама, а ты ела?
- Я не хочу.
*****
Я стал вести на мясокомбинате кружок, учил танцевать бальные и западные танцы. За это я получал мешок лошадиных костей. Мама сдирала с них кусочки мяса и делала котлеты напополам с хлебом, а кости шли на бульoн. Ночью я выбрасывал кости подальше от дома, чтобы не знали, что это наши. Она умела из ничего приготовить вкусный обед. Когда я стал много зарабатывать, она готовила куриные шейки, цимес, она приготовляла селёдку так, что можно было сойти с ума. Мои друзья по Киргизскому театру оперы и балета до сих пор вспоминают: "Миша! Как ваша мама кормила нас всех!"
Но сначала мы жили очень бедно. Мама говорила: "Завтра мы идём на свадьбу к Меломедам. Там мы покушаем гефилте фиш, гусиные шкварки. У нас дома этого нет. Только не стесняйся, кушай побольше".
Я уже хорошо танцевал и пел "Варнечкес". Это была любимая песня мамы. Она слушала её, как Гимн Советского Союза. И Тамару Ханум любила за то, что та пела "Варнечкес".
Мама говорила: "На свадьбе тебя попросят станцевать. Станцуй, потом отдохни, потом спой. Когда будешь петь, не верти шеей. Ты не жираф. Не смотри на всех. Стань против меня и пой для своей мамочки, остальные будут слушать".
Я видел на свадьбе ребе, жениха и невесту под хупой... Потом все садились за стол. Играла музыка и начинались танцы-шманцы. Мамочка говорила: "Сейчас Мойше будет танцевать". Я танцевал раз пять-шесть. Потом она говорила: "Мойше, а теперь пой". Я становился против неё и начинал: "Вы немт мен, ву немт мен, ву немт мен?..." Мама говорила: "Видете, какой это талант!" А ей говорили: "Спасибо вам, Софья Михайловна, что вы правильно воспитали одного еврейского мальчика. Другие ведь как русские - ничего не знают по-еврейски.
*****
Была моей мачехой и цыганка. Она научила меня гадать, воровать на базаре. Я очень хорошо умел воровать. Она говорила: "Жидёнок, иди сюда, петь будем".
*****
Во Фрунзе меня приняли в труппу Киргизского театра оперы и балета. Мама посещала все мои спектакли.
Мама спросила меня:
- Мойше, скажи мне: русские - это народ?
- Да, мама.
- А испанцы тоже народ?
- Народ, мама.
- А индусы?
- Да.
- А евреи - не народ?
- Почему, мама? Тоже народ.
- А если это народ, то почему ты не танцуешь еврейский танец? В "Евгении Онегине" ты танцуешь русский танец, в "Лакме" - индусский.
- Мама, кто мне покажет еврейский танец?
- Я тебе покажу.
Она была очень грузная, весила, наверно, 150 килограммов.
- Как ты покажешь?
- Руками.
- А ногами?
- Сам придумаешь.
Она напевала и показывала мне "Фрейлехс", его ещё называют "Семь сорок". В 7.40 отходил поезд из Одессы на Кишинёв. И на вокзале все плясали. Я почитал Шолом-Алейхема и сделал себе танец "А юнгер шнайдер". Костюм был сделан как бы из обрезков материала, которые остаются у портного. Брюки короткие, зад - из другого материала. Я всё это обыграл в танце. Этот танец стал у меня бисовкой. На "бис" я повторял его по три-четыре раза.
Мама говорила: "Деточка, ты думаешь, я хочу, чтоб ты танцевал еврейский танец, потому что я еврейка? Нет. Евреи будут говорить о тебе: вы видели, как он танцует бразильский танец? Или испанский танец? О еврейском они не скажут. Но любить тебя они будут за еврейский танец".
В белорусских городах в те годы, когда не очень поощрялось еврейское искусство, зрители-евреи спрашивали меня: "Как вам разрешили еврейский танец?". Я отвечал: "Я сам себе разрешил".
*****
У мамы было своё место в театре. Там говорили: "Здесь сидит Мишина мама". Мама спрашивает меня:
- Мойше, ты танцуешь лучше всех, тебе больше всех хлопают, а почему всем носят цветы, а тебе не носят?
- Мама, - говорю, - у нас нет родственников.
- А разве это не народ носит?
- Нет. Родственники!
Потом я прихожу домой. У нас была одна комнатка, железная кровать стояла против двери. Вижу, мама с головой под кроватью и что-то там шурует. Я говорю:
- Мама, вылезай немедленно, я достану, что тебе надо.
- Мойше, - говорит она из-под кровати. - Я вижу твои ноги, так вот, сделай так, чтоб я их не видела. Выйди.
Я отошёл, но всё видел. Она вытянула мешок, из него вынула заштопанный старый валенок, из него - тряпку, в тряпке была пачка денег, перевязанная бечевкой.
- Мама, - говорю, - откуда у нас такие деньги?
- Сыночек, я собрала, чтоб тебе не пришлось бегать и искать, на что похоронить мамочку. Ладно, похоронят и так.
Вечером я танцую в "Раймонде" Абдурахмана. В первом акте я влетаю на сцену в шикарной накидке, в золоте, в чалме. Раймонда играет на лютне. Мы встречаемся глазами. Зачарованно смотрим друг на друга. Идёт занавес. Я фактически ещё не танцевал, только выскочил на сцену. После первого акта администратор подает мне роскошный букет. Цветы передавали администратору и говорили, кому вручить. После второго акта мне опять дают букет. После третьего - тоже. Я уже понял, что всё это - мамочка. Спектакль шёл в четырёх актах. Значит, и после четвёртого будут цветы. Я отдал все три букета администратору и попросил в финале подать мне сразу четыре. Он так и сделал. В театре говорили: "Подумайте только, Эсамбаева забросали цветами!"
На другой день мамочка убрала увядшие цветы, получилось три букета, потом два, потом один. Потом она снова покупала цветы.
*****
Как-то мама заболела и лежала дома. А мне дарят цветы. Я приношу цветы домой и говорю:
- Мама, зачем ты вставала? Тебе надо лежать.
- Мойше, - говорит она. - Я не вставала. Я не могу встать.
- Откуда же цветы сегодня? Ведь они всегда были только от тебя, я же знаю!
- Люди поняли, что ты заслуживаешь цветы. Теперь они тебе носят сами.
*****
Я стал ведущим артистом театра Киргизии, получил там все награды. Я люблю Киргизию, как свою Родину. Ко мне там отнеслись, как к родному человеку.
*****
Незадолго до смерти Сталина мама от своей подруги Эсфирь Марковны узнала, что готовится выселение всех евреев. Она пришла домой и говорит мне:
- Ну, Мойше, как чеченцев нас выслали сюда, как евреев нас выселяют ещё дальше. Там уже строят бараки.
- Мама, - говорю, - мы с тобой уже научились ездить. Куда вышлют, туда поедем, главное - нам быть вместе. Я тебя не оставлю.
Когда умер Сталин, она сказала: "Теперь будет лучше".
*****
Когда я женился на Нине, то не могу сказать, что между ней и мамой возникла дружба.
Я начал преподавать танцы в училище МВД, появились деньги. Я купил маме золотые часики с цепочкой, а Нине купил белые металлические часы. Жена говорит:
- Ты купил маме с золотой цепочкой вместо того, чтоб купить их мне, я молодая, а мама могла бы и простые носить.
- Нина, как тебе не стыдно. Что хорошего мама видела в этой жизни? Пусть хоть порадуется, что у неё есть такие часы.
Они перестали разговаривать, но никогда друг с другом не ругались. Один раз только, когда Нина, подметя пол, вышла с мусором, мама сказала: "Между прочим, Мойше, ты мог бы жениться лучше". Это единственное, что она сказала в её адрес.
У меня родилась дочь. Мама брала её на руки, клала между своих больших грудей, ласкала. Дочь очень любила бабушку. Потом Нина с мамой сами разобрались. И мама мне говорит: "Мойше, я вот смотрю за Ниной, она таки неплохая. И то, что ты не женился на дочке Пахмана, тоже хорошо, она избалованная. Она бы за тобой не смогла всё так делать". Они с Ниной стали жить дружно.
*****
Отец за это время уже сменил нескольких жён. Жил он недалеко от нас. Мама говорит: "Мойше, твой отец привёл новую никэйву. Пойди посмотри." Я шёл.
- Мама, - говорю, - она такая страшная!
- Так ему и надо.
*****
Умерла она, когда ей был 91 год. Случилось это так. У неё была сестра Мира. Жила она в Вильнюсе. Приехала к нам во Фрунзе. Стала приглашать маму погостить у неё: "Софа, приезжай. Миша уже семейный человек. Он не пропадёт месяц-другой без тебя". Как я её отговаривал: "Там же другой климат. В твоём возрасте нельзя!" Она говорит: "Мойше, я погощу немного и вернусь". Она поехала и больше уже не приехала.
*****
Она была очень добрым человеком. Мы с ней прожили прекрасную жизнь. Никогда не нуждались в моём отце. Она заменила мне родную мать. Будь они сейчас обе живы, я бы не знал, к кому первой подойти и обнять."
А 💖💖💖
✍️ Ефим ЗАХАРОВ
литературная запись интервью